Ударение в слове доньи

Шесть самых страшных лет в ее жизни, когда она пропадала от отчаяния, отравленная горечью до́ньи Бланки, своей свекрови, и тупой неразвитостью своячениц, которые не гнили заживо в монастырских кельях лишь потому, что кельи эти гнездились в них самих. — Габриэль Маркес, Любовь во время чумы

Среди них, разумеется, была и плита для до́ньи Фермины Дасы де Урбино де ла Калье и для ее супруга, с общей для обоих эпитафией: «Вместе и в миру, и у Господа». — Габриэль Маркес, Любовь во время чумы

Та успела заметить на конверте имя уважаемой до́ньи Ребеки Буэндиа, написанное теми же аккуратными буквами и теми же зелеными чернилами, с тем же красивым расположением слов, что и руководство к пианоле, сложила письмо кончиками пальцев и спрятала его за корсаж, глядя на Ампаро Москоте взором, в котором светились благодарность без конца и края и молчаливое обещание сообщничества до самой смерти. — Габриэль Маркес, Сто лет одиночества