Они, против ожидания, не рассердили чэнсяна и сано́вника, скорее развеселили.
— Исай Калашников, Жестокий век
Он бросился к Туктаню, забыв свою величавость, лакированные пальцы впились в плечо сано́вника.
— Исай Калашников, Жестокий век
Пьеса, как мы ее спроектировали, должна была называться «Тридцать тысяч курьеров»: центр действия перемещался от индивидуума к массам; героями пьесы оказывались бедные труженики, служащие в курьерах у жестокого эксплуататора петербургского сано́вника Хлестакова; он загонял их, пакеты сыплются на курьеров дождем, пока те, сорганизовавшись, не решаются забастовать и перестать носить пакеты.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
В мольбах «всенижайшего раба», «птенца» Петра Великого, так и слышится боярин старого доброго времени, с прежними воззрениями на житейские отношения, способный дойти до ручного объяснения; но уж этот боярин старого закала — в иноземном кафтане, с уст его слышатся клятвы и заверения об оскорблении в лице его достоинства сано́вника, кавалера… и как бесстыдно лжет этот кавалер, чтоб только досадить своему врагу.
— Семеновский Иавнович, Тайная канцелярия при Петре Великом
Ночь стала бела, как день, от тридцати тысяч белых листков, протянутых к глазам сано́вника.
— Сигизмунд Кржижановский, Возвращение Мюнхгаузена