– Мой отец, – продолжал Мариус, опустив глаза и храня суровый вид, – был человек скромный, но героически храбрый, доблестно служивший Республике и Франции, показавший себя великим в величайших исторических делах, когда-либо совершенных людьми, проживший четверть века на бивуаке, днем под картечью и пулями, ночью в снегу, грязи и под дождем, – человек, получивший двадцать ране́ний, захвативший два знамени и умерший забытым, заброшенным и виновным единственно в том, что чрезмерно любил двух неблагодарных – родину и меня!
— Виктор Гюго, Отверженные
Сам полковник Геринельдо Маркес, который спасся от трех покушений на него, остался в живых после пяти ране́ний, вышел невредимым из бесчисленных тяжелых боев, не выдержал жесткого натиска вечного ожидания и принял последнее, окончательное поражение — старость; он сидел в своей качалке, разглядывая квадраты солнечного света на полу, и думал об Амаранте.
— Габриэль Маркес, Сто лет одиночества
Рожественский имел несколько ране́ний: под правой лопаткой, в правом бедре, в левой пятке и на лбу.
— Алексей Новиков-Прибой, Цусима
Сам потопал на председательских каблуках, когда Павлуха Лалетин два месяца валялся в госпитале – осколки выходили после ране́ний.
— Полина Москвитина, Черный тополь
Что касается ране́ний, то кто из офицеров их не имеет?
— Михаил Шолохов, Тихий Дон