Но в Чашу не погружаются все те части, которые были вынуты на Проскоми́дии во имя святых, во имя усопших и во имя некоторых живущих.
— Николай Гоголь, Духовная проза
В закрытом олтаре иерей распростирает на святом престоле антиминс, вместопрестолие, – плат с изображеньем Тела Спасителя, на котором должны быть постановлены приуготовленные им на Проскоми́дии Святой Хлеб и Чаша, исполненная вина и воды, и которые с бокового жертвенника перенесутся теперь торжественно в виду всех верных.
— Николай Гоголь, Ревизор
Апостолы, отцы Церкви в том же порядке, как изнимались за них части на Проскоми́дии; потом – все усопшие, которых помянник читает диакон, потом живущие, начиная с тех, на которых возложены важнейшие обязанности и высшие, – с право правящих слово истины духовных и светских чинов, от государя: да пособит ему Господь на трудном его поприще во всяком деле общего добра, и да в союзном стремлении ко благу ответствует ему весь государственный корабль управленья, палата власти, воинства, исполняя честно долг, «да и мы, в тишине их, тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».
— Николай Гоголь, Ревизор
Но в Чашу не погружаются все те части, которые были вынуты на Проскоми́дии во имя святых, во имя усопших и во имя некоторых живущих.
— Николай Гоголь, Ревизор
Если ектения все яснее и яснее становилась для меня в главных своих словах, если я объяснял себе кое-как слова: «пресвятую владычицу нашу богородицу и всех святых помянувше, сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу-богу предадим», – если я объяснял частое повторение молитв о царе и его родных тем, что они более подлежат искушению, чем другие, и потому более требуют молитв, то молитвы о покорении под нози врага и супостата, если я их объяснял тем, что враг есть зло, – молитвы эти и другие, как херувимская и все таинство проскоми́дии или «взбранной воеводе» и т. п., почти две трети всех служб или вовсе не имели объяснений, или я чувствовал, что я, подводя им объяснения, лгу и тем совсем разрушаю свое отношение к богу, теряя совершенно всякую возможность веры.
— Лев Толстой, Крейцерова соната