Однажды, ясным июньским утром, когда нынешний век был еще зеленым юнцом, к большим чугунным воротам пансиона для молодых девиц под началом мисс Пинкерто́н, расположенного на Чизикской аллее, подкатила со скоростью четырех миль в час вместительная семейная карета, запряженная парой откормленных лошадей в блестящей сбруе, с откормленным кучером в треуголке и парике.
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия
– Для кого это, мисс Джемайма? – произнесла мисс Пинкерто́н с ужасающей холодностью.
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия
Мисс Седли была дочерью лондонского купца, человека довольно состоятельного, тогда как мисс Шарп училась в пансионе на положении освобожденной от платы ученицы, обучающей младших, и, по мнению мисс Пинкерто́н, для нее и без того было довольно сделано, чтобы еще удостаивать ее на прощанье высокой чести поднесения Словаря.
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия
И так как я принимаю горячее участие в своих драгоценных маленьких племянницах и хотела бы, невзирая на семейные разногласия, видеть их среди своих собственных детей, и так как я стремлюсь оказать внимание всякой вашей воспитаннице – то, пожалуйста, дорогая мисс Пинкерто́н, не откажите рассказать мне историю этой молодой особы, которой я, из любви к вам, мечтаю оказать самое дружеское расположение.
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия
После пятнадцати– или восемнадцатимесячных ежедневных и постоянных прилежных занятий с такой просвещенной воспитательницей какое множество тайн познала Эмилия, о которых понятия не имели ни мисс Уирт, ни черноглазые девицы, жившие по ту сторону сквера, ни даже сама старуха мисс Пинкерто́н из Чизика!
— Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия