И если f3 действительно занято конем, то…» – и существо, еще так недавно бывшее Пемброком – привыкшим к независимому и почетному положению в свете мастером шахматного искусства, – теперь, еле смея поднять глаза за черту крохотной, три на три сантиметра, плоской клеточки, глянуло, минуя d3, е3, наискось, влево, на белое f3: там, в желтом осиянии солнц, мнившихся ранее глазу лишь лампио́нами люстры, зияя пустотой глазниц, стоял бледный конь.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Бывают мозги вечно бодрствующие – под нетухнущими лампио́нами смыслов, – умоцентры, извилины которых пересекаются, как перекрестки нью-йоркских авеню.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
И если f3 действительно занято конем, то…» – и существо, еще так недавно бывшее Пемброком – привыкшим к независимому и почетному положению в свете мастером шахматного искусства, – теперь, еле смея поднять глаза за черту крохотной, три на три сантиметра, плоской клеточки, глянуло, минуя d3, е3, наискось, влево, на белое f3: там, в желтом осиянии солнц, мнившихся ранее глазу лишь лампио́нами люстры, зияя пустотой глазниц, стоял бледный конь.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка
Бывают мозги вечно бодрствующие – под нетухнущими лампио́нами смыслов, – умоцентры, извилины которых пересекаются, как перекрестки нью-йоркских авеню.
— Сигизмунд Кржижановский, Тринадцатая категория рассудка