Он смотрел, прислушивался, но ничего не было ни слышно, ни видно; ни кри́ков, ни людей; одна только буря продолжала реветь вместе с ветром и пениться вместе с волнами.
— Александр Дюма, Граф Монте-Кристо
А Фродо был далеко и даже не слышал его кри́ков.
— Джон Толкин, Властелин колец
Не было ни кри́ков, ни гомона: даже самые маленькие расходились чинно и неторопливо.
— Борис Васильев, Завтра была война
Предел этой власти в том, что нельзя семилетнюю крошку, безответственную вполне, во всех своих «пороках» (которые должны быть исправляемы совсем другим способом), – нельзя, говорю я, это создание, имеющее ангельский лик, несравненно чистейшее и безгрешнейшее, чем мы с вами, г-н Спасович, чем мы с вами и чем все бывшие в зале суда, судившие и осуждавшие эту девочку, – нельзя, говорю я, драть ее девятью рябиновыми «шпицрутенами», и драть четверть часа, не слушая ее кри́ков: «папа, папа!», от которых почти обезумела и пришла в исступление простая, деревенская баба, дворничиха, – нельзя, наконец, по собственному сознанию говорить, что «сек долго, вне себя, бессознательно, как попало!» – нельзя быть вне себя, потому что есть предел всякому гневу и даже на семилетнего безответственного младенца за ягодку чернослива и за сломанную вязальную иголку!
— Федор Достоевский, Дневник писателя
— И не в чем мне у вас прощения просить, — продолжал он, как бы совсем не замечая моих кри́ков, — потому вы же обозвали меня «палачом», на чем я с вас могу в квартале всегда за обиду просить.
— Федор Достоевский, Записки из Мертвого дома. Рассказы